Есть и те, кто и сам бы не дал Магнитскому воды

Сегодня исполняется два годы со дня смерти Сергея Магнитского. Не последнюю роль в том, что дело погибшего юриста получило такую широкую огласку, сыграл спектакль «Один час восемнадцать минут», который поставил Театр.doc. В спектакле все основные фигуранты дела Магнитского отвечают за свои действия перед Высший судом и пытаются найти себе оправдание. Короткое действие в камерном, почти любительском театре, тем не менее обладает настолько сильным эмоциональным воздействием, что посетившие спектакль зрители спешили поделиться впечатлениями с остальными и вскоре сделали его знаменитым. С этим спектаклем актеры гастролировали по России и по миру, получили номинацию на «Золотую маску», принимали много известных гостей в числе зрителей. Попадались среди зрителей и странные люди, которые записывали в блокнотик все происходящее, а на обсуждении начинали громить авторов пьесы и заступаться за фигурантов дела Магнитского, юридически оправдывая их поведение (подчеркивая, что сами они, в отличие от актеров и зрителей, являются юристами). Драматург этой пьесы Елена Гремина уверена, что это не подсадные утки, а те самые, кто затем станет такими же судьями, следователями и врачами, как те, кто фигурирует в деле Магнитского. Она также рассказала Slon о том, почему в пьесе нет самого Магнитского, как удалось добиться такого резонанса и о чем будет ее следующий спектакль.

– Елена, почему именно Магнитский?

– Нас впечатлила вся эта история, когда обычный человек, который всего-навсего работает для того, чтобы обеспечить свою семью, не оппозиционер, не политик, попадает в разборку между мощной зарубежной корпорацией и силовиками, где делятся миллиарды. И он просто оказывается в этой разборке и дальше платит за все, потому что, как вы понимаете, силовики в безопасности, руководители корпорации тоже в безопасности за границей, а обычный человек начал расплачиваться один за все. И тут обычный человек на наших глазах стал героем, потому что он не поддавался давлению, и чем больше на него давили, тем крепче он держался, верил до конца, что он сможет себя оправдать, и что он сможет доказать свою правоту. Вот это все нас, конечно же, зацепило.

– Но самого Магнитского-то в пьесе нет.

– В первом варианте он был. Но тут еще есть такие моменты: во-первых, мы узнали, что на премьере будет мать Наталья Николаевна и родственники Магнитского – это, все-таки, как-то… Естественно, конечно, театр может многое позволить, но нервы у нас тоже есть. Во-вторых, как ни странно, для того, чтобы создать образ героя, не обязательно выводить на сцену его, это тоже старый театральный прием, и мы им воспользовались, мы заставили оправдываться его убийц, а сам образ Магнитского складывался как бы не сценически.

– Главными героями пьесы оказались все те, кто продемонстрировал тогда свое безразличие…

– Сам ход пьесы подсказан как раз интервью Натальи Николаевны, которая перечисляла в интервью «Эху Москвы» людей, которые, по ее мнению, причастны к гибели ее сына, называла следователя, называла судью, называла прокурора, называла тюремных врачей, вот всех, кто специально или просто по недостатку какой-то человечности способствовал тому, что произошла такая ужасная история: 37-летний здоровый человек, в общем, не осужденный даже еще, чья виновность ничем не доказана, просто умер в тюрьме, находясь под следствием. И она говорила, что сын не дожил до суда, и поэтому родился этот сценический ход – суд, которого не было в реальности и который неизвестно, будет ли, но на сцене в театре мы его устроили.

– Как собирался материал для пьесы?

– Нами было опрошено очень много людей с разных сторон. С нами соглашались говорить на анонимной основе, и вскоре у нас появилось представление о ситуации. Там где нам не удалось пообщаться с самими фигурантами дела Магнитского, мы пользовались, например, форумом тюремных врачей или форумом сотрудников МВД – там было очень много неодобрительных высказываний по поводу Магнитского, опасений, что теперь из-за этого дела с них снимут погоны. Все эти эмоциональные высказывания и оправдания мы включили в пьесу.

– То есть спектакль, по сути, о том, что виновата не абстрактная система, а каждый, кто оказался ее исполнителем.

– Это, во всяком случае, мое глубокое убеждение, что в любом государстве все равно можно быть и исполнителем, а можно быть все равно человеком, который делает что-то свое, исходя из своих каких-то принципов, из своей веры, из своих каких-то представлений. И система не является оправданием. Мы, ведь и себя обвиняем, просто обычных людей. И если вы помните, у нас есть такой персонаж, там девушка со «скорой помощи», мы просто знали, что там была «скорая помощь», которая везла его в «Матросскую тишину», и девушка, врач скорой помощи, ни разу не обернулась, и она так и сказала потом: «Я не знаю, что там было, – я ни разу не обернулась». И у нас она говорит: «Почему вы меня обвиняете? Когда вы проезжаете на своих машинах мимо «Матросской тишины», мимо «Бутырки», вы же тоже не хотите знать, что там случилось, что там происходит каждую минуту». И это, в общем, действительно так, это принцип современного человека, который привык дорожить своим комфортом и который предпочитает забыть о том, что рядом с ним происходит что-то, что его может расстроить, травмировать, заставить думать о том, что делать дальше. Поэтому мы обвиняем в том числе и каждого человека, вернее, мы спрашиваем его, все ли ты сделал, чтобы другому помочь?

– А как вы расцениваете реакцию на спектакль?

– Вы знаете, мы, конечно, такого резонанса не ожидали абсолютно. Нам просто хотелось, вот нас зацепило, нам хотелось это сделать. Это и меня ведь лично изменило тоже. Я, конечно, многое подозревала, но про прейскуранты на все коррупционные услуги – сколько стоит открыть дело на вашего конкурента, сколько стоит его закрыть, сколько стоит там такая-то взятка судье, сколько стоит такая-то, это меня, конечно, глубоко просто потрясло, впечатлило. Ну, просто я с этим не сталкивалась, я поняла, что вот это все существует действительно.

– А реакция в зале?

– У нас после спектакля каждый раз идет обсуждение, это, на самом деле, получается такой второй акт, как правило, потому что, в принципе, есть люди, которые по эту сторону, есть люди, которые по ту. И когда мы играли его в Петербурге, например, одна девушка… Вдруг начала пьеса продолжаться, потому что девушка одна, студентка-юрист, она открыла какие-то записи в тетрадке и стала говорить: «Ну, вот, вы обвиняете врача, что он, типа, клятву Гиппократа забыл. А вы знаете, что это не уголовное дело?.. Вы не можете в этом обвинять, это не уголовное дело. Врач имеет полное право не руководствоваться клятвой Гиппократа». И какие-то статьи открывает, читает, ссылается. Я знаю, что и в Москве был случай, и тоже юрист с блокнотиком…

– Думаете, не подсадные утки?

– Нет, нет-нет-нет, это просто… Они существуют, вот эти будущие, вот эти все врачи, будущие все эти люди, которые рады, что на них погоны тюремного врача, а при этом можно только аспирином всех лечить, потому что все все равно бесполезно. И следователи. Поэтому нет, зритель в Москве, который сказал: «Я бы тоже не дал воды», – это реальность, это просто человек пришел. И такие постоянно существуют. И в Питере девушка, которая как про хорошую новость сообщила, что клятва Гиппократа не обязательна – это тоже реальность.

– Спектакль, не этот конкретно, а вообще, в целом такого рода спектакли, – они могут повлиять на ситуацию, на общество?

– Я не знаю ответа, как и никто не знает. Но, опять же, есть такая мысль, что делай, что должен, и будь что будет. Великий Фассбиндер, немецкий режиссер – сказал: «Если ты не можешь изменить мир, ты можешь рассказать о нем», – понимаете? И это тоже является уже чем-то. Мы не ожидали, конечно, что наш спектакль вызовет такой резонанс. Отчасти это заслуга блогосферы: почти каждый, кто на нем был, написал об этом в своем блоге и в социальных сетях, и поэтому, конечно, это все широко обсуждалось в какой-то момент. И это, конечно же, как потом я читала в прессе, что, как бы, это привлекло снова внимание даже к делу и так далее. Поэтому я думаю, что это, в общем, путь возможный. И я думаю, что теперь мы уже специально, если захотим привлечь внимание к каким-то вещам, может быть, этим инструментом тоже воспользуемся, сделаем какой-то спектакль. Это способ, так сказать, эмоционально вовлечь людей в обсуждение какой-то проблемы.

– А идеи по темам есть какие-то?

– Есть. Вы знаете что? При подготовке пьесы о Магнитском я беседовала с Валерием Борщевым. Он рассказывал про деятельность их комиссии, которая ездит по тюрьмам, зонам и пытается как-то отстоять права тех, кто этих прав лишен, и тех, кто беззащитен перед руководством колонии или тюрьмы, в принципе. И эти рассказы очень интересны, и я думала, что про это можно сделать какой-то проект. Это история тюремных реформ – там тоже, в принципе, очень много людей за, против, что это такое, как это нужно делать. И это история о людях, которые хотят что-то изменить, о гуманности и уважении к человеку, кто бы он ни был и где бы он ни был. Думаю, мы успеем закончить работу к концу сезона.